Проза Рада Полищук Два рассказа Рахелька — О матка боска, Боже ж мой! — доносилось из-за двери, то ли всхлип, то ли смех, не разобрать, голос грудной, теплый, обволакивающий. <...> Ее все так называли — Зося Лихтман, хотя никакой другой Зоси рядом не было. <...> Дело в том, что фамилия тети Зоси по паспорту — Кузина, а настоящая фамилия — Лихтман. <...> И дочку ее Наташку, худосочную, длинноносую молчунью, дразнили то Лихтман, то Рахелькой, несмотря на то что в школьном журнале синей ручкой по белому было записано — Наталья Кузина и по отчеству — Васильевна. <...> Наташка вздрагивала, боязливо озиралась, выходя из дома во двор, шла по пустырям и заброшенным углам дворов, носом уткнувшись в землю, думала — ее никто не заметит. <...> Рада Полищук родилась и живет в Москве. <...> Зосю и прорвало, у нее тогда еще в Москве ни одной живой души знакомой не было, кроме Васька. <...> Наташка чутьем своим детским чувствовала — не из-за нее, из-за Рахельки расстраивается отец. <...> Не свою — мамину, от первого мужа Сенечки, один в один на него Василия Кузина похожую. <...> Рахелька — копия Васька, а он почти как брат родной — на Зосиного Сенечку похож. <...> Но его же никто не видел, а на маленькой черно-белой фотокарточке, которую Зося от всех прячет, не видно ни цвета глаз, ни цвета волос, само собой, и кудрей под бескозыркой с надписью «черноморский флот» — нет, коротко острижены волосы по армейским правилам. <...> Рахельке не досталось ни капельки, а вместо Наташки для сына соседки сцеживала, несколько месяцев мучилась, тяжелым маститом переболела, а Наташка грудь так и не взяла. <...> А однажды Наташка зашлась в истерике, головой о спинку кровати билась: «Достали вы меня со своей Рахелькой! <...> Один только раз нарушила этот порядок, когда узнала, что Манечка и все ее родственники, все одесские евреи, кто не успел, не захотел, не смог уехать из города, расстреляны или сожжены заживо в селе Дальнике, где жили когда-то ее дед и бабка, прадед и прабабка, куда их всех забрасывали гуртом на лето, на парное <...>